Татьяна Ковалькова 

Об идеологических войнах и толстых журналах 

  Идеология – продукт всегда мертворождённый, ибо за ней стоит категория денег. Совершенно нормально, когда апологет одной идеологии спустя весьма короткое время оказывается в противоположном лагере. Другое дело – идея. Идеи лежат в основе эстетических воззрений, и отражают нечто органически пресущее автору. Это органическое, натуральное тоже может изменяться, но по законам живого: рост, расцвет, истощение. Поэтому такая радость видеть идейное, а значит эстетическое разнообразие в искусстве и литературе. Однако эстетическое разнообразие не столь разнообразно, как биологическое и творцы, близкие по духу, могут и даже стремяться к объединению. Они формируют арт-группы, товарищества, толстые журналы, где их идеи репрезентативно представлены авторским продуктом.
  Могут ли в художественном поле существовать идеи, взаимно исключающиеся настолько, чтобы это стало поводом к войне на основе личной, то есть человеческой ненависти. Практика внутрироссийская показывает, что может. Она привела в советский период к физическому вытеснению в подполье всех художников, развивающих неоклассическую и неоавангардную (актуального авангарда) традиции, оставив, как единственно возможную эстетическую концепцию советского прозелитизма. Сегодня вытеснынные в подполье направления – главная тема исследования филологической науки. Оказалось, что именно там, в стеснённых обсоятельствах подполья (не Достоевского подполья – это отдельная тема) переплавлялся магматический поток родной речи, порождая новые формы языка, а значит и сознания!
  Справедливо было замечено, что советская культура была литературацентричной, то есть на неё возлагалась миссия объединять общество. Поэтому толстые журналы издавались миллионными тиражами, а у редакторов эстетическое чувство на объединение было столь высокоразвито, что их выбор всегда предшествовал любому запретительному действию идеологического характера. В последнем замечании нет и тени иронии, ибо это явление сохранилось, но перекочевало в противоположный идеалогический лагерь, называемы ныне либеральным. И это обстоятельство вынуждает сделать некоторый прогноз.
  Если ситуация в ближайшее время не измениться у России есть все шансы остаться навсегда культурной провинцией Западной Европы. Мир после двух мировых войн настолько изменился, что он не может оставаться «литературоцентричным». Он мог оставаться таким, когда «умер Бог», и по «смерти человека» литература ещё внушала надежду на его воскресения. Но сегодня, когда речь идёт о гибели всерьёз, когда мир природы, (то есть сама среда обитания), под угрозой, литература должна, наконец, стать не больше литературы. «Культура» должна быть не больше и не меньше «экономики» и «спорта», она просто должна быть, стать сама собой. А это значит, что эстетические категории (напомню, что это категории за которыми стоят идеи) должны превратиться в родовые признаки, в первоузнаваемые черты именно культурного явления. Это вернёт в литературу и искусство весь коплеск критериев явления культуры, пробудит способность мыслить свободно и ответственно. Тогда исчезнет повод для личной вражды. Ибо, как можно ненавидеть яблоко, как таковое, если ваш личный вкус откликается больше на груши, или брезгливо морщится на гладкошерстных кошек, когда у вас дома обитает мохнатый десятикиллограмовый зверь. В этом признании Другого нет и тени плюрализма. За свои идеи, эстетические принципы каждый художник может и даже обязан «стоять насмерть» но, главным образом, перед самим собой. И это фактор основополагающий. В этом зачатке смирения лежит залог и сохранения творческого разнообразия, и саморазвития. Это даст Время на саморазвие каждого художника, исследователя, которое сегодня катастрофически исчезает. Это продлит время жизни культуры как таковой, а вслед за ней и время самой Жизни. Ибо вне культуры люди способны истребить друг друга, что они не раз доказали. Это неизменно происходит, когда в их сознании доминирует категория денег. С такой доминантой изворотливое, но предельно упрощённое сознание порождает всевозможные идеологии, которые набирают силу за нарастающей, как снежный ком, в душе каждого идеолога гордыней и жестокостью. И, таким образом, бывший идейный противник становится личным врагом, которого не жалко истребить.
  Я не призываю жить дружно, но призываю жить в мире с самим собой. Если бы это вдруг стало очевидным для всякого художника, творца, исследователя (кстати сказать, что именно исследователи ближе всего стоят к пониманию этого простого открытия) исчез бы сам повод к конфронтации. Тогда эстетически разнонаправленные журналы и объединения заинтересовались бы, наконец, Другими и едино, но не слиянно смогли бы противостоять откровенному демонизму сребролюбивого маскульта. 

«…Но, слава Богу, были караси
Идеалисты даже в наше время! –
Их возмущало праведное бремя
Пророка. Таковы России сны.
Ей снятся убиенные сыны…», Олег Охапкин. 

  Кроме того, ценя нечто, пусть одно, какое-то малое у эстетически Других коллег, не признавая их «в общем и целом» мы становимся способными в своём собственном творчестве поменять что-то совсем чуть-чуть: графически – одна линия, музыкально – чуть сдвинутый консонанс, визуально - чуть уменьшенная контрастность. Это малое может стать прорывом из «тупика искусства» из «кризиса гуманитарной науки»…
  Точно также, бережно относясь к языку поэзии, мы сохраняем не только национальную идентичность, но и национальную безопасность. Эти вещи отстоят друг от друга не так далеко, как кажется. Теми, кто понимает этот язык нельзя управлять. Поэтическая метафора освобождает говорящего на этом языке от необходимости лгать и претворяться. Она даёт возможность свободно изъясняться, пользуясь культурными кодами. Остаётся лишь позаботиться о том, чтобы слушающий или читающий понимал эти коды. Веками они формируются, как на родном языке (в широком смысле: национальном, культурном, видовом, жанровом), так и от столкновения с другими языками. Сам язык аккумулирует это знание и способен мгновенно породить нечто новое и передать любому, кто будет готов это воспринять, в каком бы «лагере» не находился Художник. Надо лишь «чуть-чуть»…
В культуре категория «чуть-чуть» - революционна! Культура не терпит взрывов – она погибает от них, как почва, земля, которую не взращивают. Вслед за этим и человек, живущий в поле культуры – всегда созидатель. Важно держать это в поле своего актуального сознания. Тогда станет очевидным тот факт, что «созидателем» являюсь не «я один». Сегодня важно не попустить себе отрыва от культурной почвы, не дать себя вовлечь в идеологическую бессмыслицу.